О’Хара: Управления? Какой эвфемизм! Да это чистой воды манипулирование и надувательство, без всяких прикрас. Отеческое снисхождение высшего к низшим.

Парселл: На сей раз судить придется не тебе. Эта роль тебе не подходит.

О’Хара: Что вы хотите этим сказать?

Парселл: Ты попала в затруднительное положение, в которое, впрочем, попал бы каждый, говорящий со мной при данных обстоятельствах в подобном тоне.

О’Хара: Как-нибудь переживу.

Парселл: Кстати, что касается использованного тобой слова «отеческое» – тут ты попала в точку. Ты читала свою биографию.

О’Хара: О, перестаньте. Из-за того, что я никогда не знала своего отца…

Парселл: Тебе одной позволено баловаться эвфемизмами в моем присутствии. Ты чувствовала, что он предал тебя, презирала его, при одной мысли о нем тебя охватывало бешенство.

О’Хара: Да, чувствовала! Но я уже вышла из детского возраста. Кроме того, когда мне был двадцать один год, я, в конце концов, встретилась с ним на Земле. Он был всего лишь бедным, несчастным человеком.

Парселл: Ты никогда полностью не выйдешь из детского возраста. Мне уже почти восемьдесят четыре года, но я помню жуткие вещи, от которых впадал в отчаяние, будучи еще ребенком, которому не исполнилось и десяти.

Я просто прошу тебя быть честной и относиться с осторожностью и опаской к, казалось бы, похороненным чувствам. Не хочу, чтобы их невольное воскрешение повлияло на то, как ты воспримешь мой совет.

О’Хара: Попробую сдержать свое «бешенство». (Пауза.) В том, что вы сказали, есть рациональное зерно. Я буду осторожна и позабочусь о себе.

Парселл: Мне хочется, чтобы ты всегда помнила об этом. Пусть мои слова послужат тебе уроком на будущее. Вот твой талисман удачи.

(Он протягивает ей книгу. На красной кожаной обложке нарисованы два китайца с бритыми головами. О’Хара открывает книгу и читает заголовок.)

О’Хара: «Искусство ведения войны» Сунь Цзы?

Парселл: Здесь не только про войну. Эта книга – об умении управлять людьми и правильном использовании подручных средств. Об управлении! Об искусстве блефа. О разумном использовании власти и злоупотреблении ею. Написана более двух тысяч лет тому назад, но до сих пор актуальна и полезна".

О’Хара: Спасибо. Я не взяла с собой ни одной стоящей книги. Она великолепно сохранилась.

Парселл: В том, что в ней написано, мало великолепного. Это жесткая, бескомпромиссная книга. (Изучающе смотрит на нее.) Сколько у тебя было нервных срывов?

О’Хара: Ни одного.

Парселл: Но в твоем досье…

О’Хара: Я знаю свое досье. Меня лечили от расстройств, связанных с повышенной возбудимостью. (Поднимает китайскую книгу.) Мы живем в интересное время.

Парселл: Эти «расстройства» дважды провоцировали физическое истощение. Я бы назвал их нервными срывами.

О’Хара: Докторам лучше знать. (Парселл пожимает плечами.) В обоих случаях я возвращалась к работе через день-два. Если мне казалось, что на службе могли обойтись без меня, я снимала палец с пульта общественной жизни.

Парселл: Я и не настаиваю на своем. Просто хочу позволить себе сказать, что в таком случае, если ты перевозбудишься, у тебя могут возникнуть серьезные проблемы.

О’Хара: Прекрасная перспектива. Это излечимо?

Парселл: По крайней мере, поддается самоконтролю. Всему виной твой проклятый комплекс суперженщины.

О’Хара: Вы считаете меня слишком самонадеянной, чтобы быть хорошим руководителем? Странно.

Парселл: Нет, как раз наоборот. В общем, такое отклонение можно было бы охарактеризовать как нежелание упредить несчастье.

О’Хара: За семь месяцев я испытала больше несчастий, чем вы за восемьдесят четыре года.

Парселл: Возможно. Кроме, разве что, перспективы близкой смерти. (Она порывается что-то сказать, но он поднимает руку, чтобы остановить ее.) Понимаю, что поступаю некорректно, извини. (Он безвольно опускает руку на стол.) Сказывается участие в выверенных до слова дебатах, в которые я был втянут почти половину века назад. Выработались рефлексы. Как в любом виде спорта. Мне нужно идти.

(Он с трудом встает на ноги, дойдя до дверей, оглядывается и улыбается, как старый добрый дядюшка. О’Хара вскочила и сделала шаг в его сторону.)

Парселл: Нет, не нужно. Прочти «Маневры», Положение 27.

(О’Хара провожает его глазами и возвращается к книге.)

О’Хара: «Когда он хочет дать понять, что убегает, не преследуй его».

Глава 8

Старшая сестра

Дорогая Марианна!

С тех пор как ты улетела, здесь стало жутко «интересно». Школа, школа и еще раз школа. И добрая старая Ма.

Не могла бы ты с ней поговорить? Она пилила тебя за то, что до шестнадцати лет месячные вызывали у тебя отвращение, а теперь задает трепку мне, потому что я хочу, чтобы они побыстрее начались. Все мои одноклассницы перенесли их как, крольчихи и подтрунивают надо мной как над несмышленой девчонкой. Школьная медсестра говорит, что у меня не будет никаких проблем, даже если я умудрюсь забеременеть. Но такое может произойти разве что в том случае, если на Меркурии вдруг наступят холода.

Мне кажется, у них на Меркурии все-таки бывают холода, только на Венере всегда стоит жара. Черт бы побрал эту астрономию! Вроде алгебры про звезды и планеты. А химия – все равно что алгебра про смешные запахи. Я не знаю ни одного придурка, у которого были бы нелады с алгеброй, хотя сама просидела на первом курсе два года подряд. Сейчас я на втором курсе и «парю среди Галактик», как говорят в мыльных операх.

Нет, не думай, я не смотрю ничего подобного. Все, что мне разрешено смотреть по кубику, – это образовательные программы. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не подтяну успеваемость до уровня других человекообразных. Да, вчера мне удалось посмотреть этот часовой прикол про то, как раки-отшельники, термиты и им подобные трахаются. Тебе бы жутко понравилось. Вдруг ты встретишься с такими созданиями на своей планете, только они будут огромные, как слоны. Когда самка слона-термита обхватывает и начинает пожирать самца-термита (а его штука все еще находится в ней!), не волнуйся, они таким манером крутят роман. Может, расскажешь про это дяде Дэну? Ты же говорила, что он любит странных женщин. На той планете могут быть жутко странные женщины. Хотя, наверное, годам к ста он сбавит обороты.

Думаю, однажды мне захочется отправиться на Землю, то есть переехать туда жить. Но только после того, как она будет оборудована для нормального существования, когда там все построят. Уж там-то я бы точно не чувствовала себя круглой дурочкой.

С любовью. Дженис.

14 октября 2097 года (8 Галилея 291).

Дорогая сестренка!

Мне нравится твое новое имя. Это в честь кого-то?

Постараюсь убедить маму, чтобы она не давила на тебя, но вряд ли из этого выйдет толк. Ты же знаешь, какая она упрямая. (Причина ее несговорчивости не зависит от существа дела, как ты понимаешь. Заставить ее измениться – все равно что плечом поднять планету.)

Ты так же догадываешься, что я постараюсь отговорить тебя от всяких нелепых выдумок. Почти до конца твоих дней мужчины будут слезно умолять тебя: пожалуйста, ну пожалуйста, позволь то туда, то сюда засунуть их драгоценные шаловливые члены. Это может быть весело, но может оказаться хуже алгебры, поверь мне.

Пока что тебе нужно учиться, а как только половые гормоны ударят тебе в голову, тут уж держись – половина свободного времени и энергии будет уходить на это. Не такая уж ты прилежная студентка, какой была я в свое время, но даже у меня были трудности с учебой после первых месячных.

Продолжая в том же ворчливо-поучительном тоне, хочу напомнить, хотя ты и сама прекрасно знаешь, что людей не посылают на Землю, пока у них не откроются какие-нибудь особенные способности. (Ты, наверное, сейчас представляешь меня этакой солидной дамой, попечительницей школьного совета. И все-таки я права.) Даже если исключить академические специальности, тебе придется проходить особого рода тестирование, и, к сожалению, единственный для тебя способ улучшить результаты –практика.